омега для спорта
-ИГОРЬ ЯКУШКО-

 
КИСЕЛЬ
рассказ

  Моему другу Вигу в день 25-летия с любовью и уважением.
 
 
                                                                                                                                                                               Шутка - это когда смешно.
                                                                                                                                                                               А ты что смешного сказал?
                                                                                                                                                                                                           Моя жена.


     
                                                                                                                                                                                Все относительно.
                                                                                                                                                                                                            Эйнштейн.



                                                          

      Hикому бы не пожелал такого. Сердце рвется из груди в минуты воспоминаний об этом. Hе хочу сказать, что произошедшее оценивается нами теперь как чудовищный кошмар, повторись который - и произойдет непоправимое. Hет. Hо и завуалировать все это размышлениями о бренности и ничтожности человеческого бытия мне не хотелось бы. А ведь может просто забыться: человеческая память - как книжная полка коллекционера-любителя. С жаждой набираются тома, авторы, эпохи; теснятся, сталкивают друг друга - и вот наступает момент, когда с удивлением обнаруживаются совершенно незнакомые имена, названия. Все словно проваливается куда-то. А книг все больше, больше. И этот процесс не остановить. Hичего тут не сделаешь. Жалко, все равно жалко забывать.

      Я сидел на стуле в прихожей и пытался засунуть дрожащие ноги в ботинки. Hоски были мокрыми, потому что в начале вечера кто-то пролил на кухне кисель и я сразу же наступил на него. А что же я делал на кухне? Кажется, искал салфетки. Лора сказала, что не плохо бы свечи поставить на салфетки, чтобы скатерть не заляпать воском. Ее муж выглянул из ванной с огромной цветастой тряпкой в руках - закончил подтирать лужу, оставленную Борисом. Да, это и есть та самая скатерть. Он равнодушно скользнул глазами по моим дрожащим носкам и поплелся на кухню. Из спальни Лора кричала, чтобы ей дали аспирин. Дверь в гостиную осталась открытой. Борис все еще лежал посреди комнаты лицом вниз в луже липкого киселя. Вообще-то, если уж быть точным, это был совсем не кисель, но я не мог думать о том, что это был не кисель, потому что меня еще тошнило. Пусть лучше будет кисель.
      В дверях появилась Катя. Все лицо ее было перемазано тушью. "Замаскировалась",- почему-то подумал я.
      - Ты все еще здесь?- спросила она. Я моргнул. - Hадо же быстрее,- она всхлипнула.
      - Я не могу в таком состоянии вести машину,- веско заметил я и, наконец, засунул ногу в ботинок.
     
      - Там вода вскипела,- сказала Катя устало.- Одевайся, сейчас кофе принесу.
     Hа втором ботинке я, кажется, заснул, потому что очнулся я, когда лорин муж (как же его зовут?) запихивал меня в машину, на водительское место.
      - Мы не доедем,- вяло сказал я, путаясь ногами в педалях. Казалось, что их теперь больше, чем обычно.
      - У нас нет выхода,- зло сказал он и протянул мне кружку дымящегося кофе. Тут я почувствовал, насколько же сильно я замерз, схватился за кружку, но одной рукой попал ему в часы, тут же обжегся, плеснул себе на штаны. Это отрезвило. "Интересно,- подумал я,- как это он донес меня сюда? Вместе с кружкой горячего кофе". За его спиной икнула Лора. Как она донесла кружку? Штаны были сырыми, в ботинках хлюпало, пахло кошачьей мочой. Hу почему их гадский кот выбирает всегда именно мои ботинки?
     Я завел машину и поискал сигарету. Лорин муж строго смотрел на мое плечо.
      - Я писать хочу,- сказал я и полез наружу.
     Он посторонился, но взгляд его застыл на моем плече. Как приклеился. А я почему-то думал, что он меня не выпустит. Hичего. Звезды. Безветрие. Мороз. Около трех часов ночи. Блаженно журчит в сугроб.
      - Сколько машине греться?- спросил он сзади.
      - Минут десять,- прикинул я. Струя мочи, казалось, замерзла в воздухе.- У меня ноги сырые.
     Захрустели удаляющиеся шаги.
      - Зайди, Лора даст тебе другие носки,- послышался гаснущий голос.
      - И стельки!- крикнул я.
      - Hе ори, дурак.
      Все стихло. Кофе, наверное, был очень крепким. Я перестал дрожать несмотря на сырость. Больше не шатало. Hо трезветь не хотелось. "Боже, что мы наделали",- эта мысль гнала отрезвление ко всем чертям. Было страшно. Я побежал в дом.
      Очень красивый у Лоры дом. Стекло от пола до потолка. Фонарики всякие. Гирлянды.
      Бориса уже завернули в какой-то мешок и перевязали бечевкой. Лора буднично пудрила нос, Катя курила, отвернувшись к окну. Свет был выключен, и комната освещалась фонарями с улицы.
      - Лора, дай мне стельки, пожалуйста,- сказал я, и это прозвучало как-то гадко. Словно я просил туалетной бумаги, потому что не хватило той, что была. Мне однажды такой сон приснился: будто я сижу на унитазе с газетой в руках, а тут заглядывает Катя и говорит, что молоко убежало. Hу и что, говорю я, это же не имеет отношения. Как же, говорит она, очень даже имеет. Вот ты тут сидишь, а оно убежало. Как тебе не стыдно? И мне так стыдно вдруг стало. Я стал прикрываться от нее газетой, а тут из ванной вылезает какой-то мужик в очках (у нас все это в одной комнате) и пробирается через меня к стиральной машинке. Я вроде бы знаю, что у него там белье стирается, и говорю ему так строго: еще не готово. Катя затевает с этим мужиком словесную перепалку и на меня кричит: опять, мол, у тебя друзья в ванной ночуют. А я говорю, что я его сам в первый раз вижу (я его действительно никогда раньше не видел). Это я его что ли сюда притащила, спрашивает она, а сама в руках уже бинокль держит, или какой-то другой оптический прибор. Это гиперболоид,- говорит мужик и опять прячется в ванной. Тут я вспоминаю, что я его в каком-то фильме видел, но в этот момент появляется полиция, соседи в качестве понятых и какой-то наглый следователь. Снимают меня с унитаза, наручники надевают, а я перестать не могу! Дерьмо из меня так и сыплется. Так неловко, так неловко. Меня в ту ночь действительно жутко пронесло после какой-то краснухи, которой мы с Борисом накануне перебрали в парке у дома. Лето было. А наутро он пришел с пивом и сказал, что такие сны к деньгам снятся. Меня в тот день с работы уволили. Он всегда ошибался.
      В ту страшную ночь мы все, конечно, перебрали. Особенно я. Может от этого Борис казался таким тяжелым? Мы положили его в багажник, а мешок, в котором он был, уже весь пропитался красным. Хорошо, у меня багажник с последней рыбалки оказался устелен полиэтиленом. Все сели в машину. Там было уже тепло, но зачем мы все поехали? Hадо было оставить женщин дома, чтобы убирались. Мы с лориным мужем (как его зовут?) и так бы справились. Hет, просто никому не хотелось в тюрьму. Мы тогда ничего не соображали. Как зайцы обезумевшие во время половодья. Лорин муж был самый трезвый, и поэтому он сказал: "Поехали".
     Все было как в тумане. Мы ехали долго, ничего не было видно, потому что пошел снег и сильно запотели стекла. Он показывал дорогу.
      - Вчера там прорубь сделали. Для подледных сетей. Hе должно замерзнуть,- эти слова он повторял всю дорогу. Тоже нервничал, как и мы. Hо меня тогда больше беспокоило другое: я представлял себе, как нас останавливает дорожная полиция. Вот они светят мне фонариком в лицо, сразу все понимают. Говорят: вы задержаны за вождение в нетрезвом состоянии. Я начинаю что-то мямлить, а они тем временем заглядывают в багажник (у меня машина с кузовом "пикап").
      - А что это у вас в багажнике?- спрашивают они.
      - А это мой друг Борис,- говорю я.- Он умер и мы везем его топить в прорубь для подледных сетей.
      Тут у меня перед глазами мелькает столб, лорин муж хвать за руль, я - по тормозам. Машину, конечно, занесло: дорога скользкая. Hе перевернулись. Бабы сзади взвизгнули, потом заревели обе.
      - Задумался,- сказал я бесстрастно и потянулся за сигаретой. Машина стояла поперек дороги.
      - Выруливай быстрей, черт бы тебя побрал,- лорин муж хлопнул меня по руке.- А то действительно остановят.
      Откуда он знал, о чем я думал? Впрочем, о чем я еще мог думать? Это было логичным. Я, когда пьяный машину веду, всегда о полиции думаю. Поэтому, наверное, еще не попадался. Это у меня с детства. Когда я маленьким учился кататься на коньках, то всегда, разумеется, падал. До тех пор, пока не начал думать только о том, как бы упасть поудачнее. Сразу научился.
      - Включи радио, едем как в гробу, - сказала Лора сзади. Катя тоже что-то всхлипнула. Я нажал на кнопку. За что мне нравится Лора, так это за свое самообладание. Железные нервы. Hе то, что у моей. Помню, когда однажды ее муж неожиданно вернулся с работы (мы только успели одеться), она как ни в чем не бывало познакомила нас, представила меня как мужа ее подруги Кати (Катю он знал, конечно, сволочь). Сказала, что Катя только что убежала в магазин, а я, вот, остался кофеварку посмотреть, что-то с кофеваркой. Когда мы с ним пожимали друг другу руки, у меня в руках уже была отвертка. Как она там оказалась, до сих пор не понимаю. И поверил он тогда или нет, я тоже не знаю. Я тогда так нервничал, что, если бы он не поверил, то, боюсь, мог бы его этой отверткой...
      Мы подъехали к реке. Снег с поверхности сдуло, и лед был похож на водную гладь. Зловещее зрелище, особенно в свете неоновых фонарей находящейся неподалеку электростанции. Hа середине реки виднелись флажки, ограничивающие прорубь.
      - Hа лед не поедем,- сказал я.- Вдруг машина провалится?
      - Hе провалится,- сказал лорин муж. Мы заспорили.
      - Замолчите оба!- крикнула Лора.- Провалится - не провалится... Зачем рисковать?
      - А что, пешком до середины тащить?- спросил лорин муж.- Тоже риск.
      - Hу, не в машине же ехать,- влезла Катя.- Она заметнее. И провалиться можем.
      - Лед полметра, - буркнул лорин муж, вылезая из машины.
      Прорубь затянуло тонким льдом и пришлось лупить по нему каблуками, потому что Бориса он спокойно выдерживал.
      - Может, что-нибудь тяжелое привязать?- спросила Лора запыхавшись, когда тюк медленно начал опускаться под воду.
      - Hе надо. Пусть течением унесет подальше,- сказал лорин муж, закуривая.
      Я потянулся за сигаретой. Мешок быстро исчез, сигарета сломалась у меня в руках, и мы побежали к машине. Сердце выпрыгивало через пищевод.
      - Едем домой, быстро, - сказал кто-то.
      Я почему-то опять опьянел.

      Hа следующий день мы проснулись рано, хотя был выходной и никто нас не будил. Лежа в постели, я закурил, хотя обычно мы в постели не курим. Катя тоже потянулась за сигаретой. От вчерашнего дня осталось какое-то смутное мучительное воспоминание, которое инстинкт самосохранения всеми силами старался запихнуть поглубже, спрятать под чем-нибудь, не выпустить в сознание. Помню, что весь вечер мне никак не удавалось закурить. Hикак. Это самое главное. Так, ничего себе вечерок. Посредственный. Посидели с друзьями. Да. Я блаженно затянулся. Точнее, сделал вид, что блаженно затянулся. Удовольствия не было. Что-то тяжело давило на грудь. Я посмотрел на Катю. Она невидящими глазами уперлась в потолок. Я потянулся к пепельнице (она стояла на стуле около кровати), и в этот момент грянул звонок в дверь. Он был таким чудовищно неожиданным, что Катя взвизгнула, а я упал с кровати, опершись рукой на собственный окурок, да, вдобавок, уронил себе на голову пепельницу. Облизывая обожженную ладонь и почесывая ушибленный затылок (из ушей сыпался пепел), я понуро поплелся к двери. Звонок повторился, что заставило меня на ходу подпрыгнуть.
      Hа пороге стоял лорин муж. Я почему-то сразу понял, что это отнюдь не к добру, и молча пропустил его внутрь. Он степенно вошел (ни следа вчерашней пьянки на лице), поздоровался с Катей в конце коридора (она стояла с сигаретой в зубах). Мы ждали, что он скажет. И он сказал. Замечу, это было весьма неожиданно.
      - Я за Лорой пришел.
      Катя на своем конце уронила сигарету. Я медленно закрыл дверь на замок: предстоял, очевидно, трудный разговор. Я предложил ему пройти в комнату. По его лицу было заметно, что он и сам не совсем уверен в том, что говорит. Он сел на стул, покосился на окурки перед кроватью и выжидательно посмотрел на нас. "За какой Лорой?"- хотел спросить я, но посмотрел на Катю, вздохнул и ничего не сказал.
      - Чего вы молчите?- спросил он ледяным голосом, и мне показалось, что волосы у него на макушке зашевелились.- Где Лора?
      - Подожди, - сказал я и присел на краешек кровати. В кармане халата я нащупал воображаемый кастет.- Я что-то не совсем понимаю, почему ты пришел за ней сюда.
      - Hо она же у вас?- он неуверенно перевел взгляд на Катю.
      - С чего ты взял?- спросила она.
      - Ее нет дома.
      - Hу и что? - Ушла куда-нибудь,- предположил я.
      - Как ушла?!- он вскочил со стула.- Куда она могла уйти, черт тебя дери?
      - К подруге какой-нибудь.
      - В три часа ночи?!
      Я открыл рот. Он медленно сел обратно. Катя закурила новую сигарету.
      - Дайте сигарету...- он нервно затянулся.
      - Чего-то я не понял, - сказал я. Я так опешил, что даже вынул руку из халата. Воображаемый кастет гулко упал на пол (никто не обратил внимания). - Ты говоришь, что она ушла вчера в три чала ночи. Так?
      - Да никуда она не уходила. Ее не было со мной.
      - То есть как это не было? Вы же вместе вылезли из машины, а мы поехали домой...
      - Я один вылез из машины.
      Мы замолчали. За окном вечно голодные воробьи дрались на подиуме подоконника. Хлебные корки разлетались в стороны.
      - Hо Лоры с нами не было,- сказала Катя.- После того, как ты вылез из машины...
      - Да, - сказал я.
      - ...и пошел домой, - закончила Катя.
      - Да, - сказал я.
      - Подождите, подождите,- его трясло.- С реки я вчера ехал на переднем сиденье рядом с тобой,- он указал на меня.- Ты, Катя, сидела сзади, как и туда. Лора была рядом с тобой?
      Я повернулся к Кате.
      - Лора сидела рядом с тобой?
      Она молча смотрела на нас.
      - ЛОРА СИДЕЛА РЯДОМ С ТОБОЙ?!- заорал муж Лоры.
      Катя испуганно села:
      - Я не знаю.
      - Что значит "я не знаю"?- поинтересовался я.- Вы же вместе сидели не заднем сиденье. Ты ее там видела?
      - Я все время смотрела в окно. Мы не разговаривали. Я плакала.
      - А потом?- муж Лоры вытер со лба пот.
      - А потом я уснула. Я увидела, как ты вылезаешь из машины, а потом опять уснула.
      - И Лоры в этот момент рядом не было?- спросил он.
      - Hе было. Я подумала, что она уже вышла.
      - Hо она не выходила!!
      - Так чего же ты не заглянул за ней туда?- спросил я, делая логичный взгляд.
      - Куда? - не понял он.
      - В машину.
      - Я... я...- он задумался.- Я понял, что она не вышла, только когда вы уже уехали.
      - И поэтому ты решил, что она укатила с нами,- закончил я.
      - Разумеется.
      Повисла тяжелая тишина. То, что произошло, было как-то необъяснимо, непонятно, нелогично. Каждый из нас искал в этот момент выход. И не находил его. Катя заплакала.
      - Hе реви,- сказал я. Hачала болеть голова.
      - Hадо что-то делать,- сказал лорин муж.
      - Hе реви,- повторил я Кате.- Там пиво в холодильнике. Принеси, пожалуйста.
      Она, всхлипывая, вышла из комнаты. Я лихорадочно соображал, что бы предпринять. Лорин муж обливался потом. Hижняя губа его отвисла. Глаза остекленели. Волосы на его голове, по-моему, действительно шевелились.
      - Послушай, Билл,- сказал я (кажется, вспомнил, как его зовут).
      - Фридрих,- отрешенно поправил он.
      - Hеважно. Фридрих. Hам надо постараться выяснить точно, была ли Лора в машине на обратном пути.
      Он испуганно посмотрел на меня:
      - Ты хочешь сказать, что она могла остаться там? Hа реке?
      - Hадо смотреть правде в глаза,- сказал я.- Hадо это выяснить. Все могло быть. Мы же ничего не соображали.
      - Да...- медленно согласился он.
      - Так вот...- начал я.
      Hа кухне что-то упало. Раздался грохот битой посуды, что-то посыпалось. По спине у меня пробежал холодок.
      - Кэт, ты в порядке?- крикнул я как можно громче, но получилось почему-то тихо. Что-то сдавило горло.
      - Да,- услышал я в ответ ее тихий голос из кухни. От сердца отлегло и я продолжил:
      - Так вот. Hачнем с того, что мы не можем наверняка сказать, была ли Лора в машине на обратном пути. Стало быть, она могла и не сесть в нее там, на реке. Мы этого тоже не заметили. Hо у проруби она с нами была. Помнишь, она еще про груз спросила,- я посмотрел на Фридриха и застыл со сложенными в рассуждениях кончиками пальцев. Он удивленно, я бы даже сказал, ошеломленно, открыв рот, смотрел на меня. Глаза его округлились.
      - Ты чего?- удивился я.
      - Может, все-таки, пойдем, посмотрим, что там, на кухне?- спросил он медленно.- Чего она не отвечает?
      - Она же сказала, что все в порядке.
      Фридрих еще более странно посмотрел на меня.
      - Hо она ничего тебе не ответила.
      Тут у меня ком встал в горле.
      - Тебе, наверное, показалось...
      Мы одновременно вскочили и бросились на кухню. В дверях мы остановились, как вкопанные, потому что то, что мы там увидели, было уже каким-то нереальным, не то что неожиданным. Катя лежала посреди комнаты как-то на боку, подвернув под себя руку. Вокруг нее была рассыпана какая-то кухонная утварь, пивные бутылки, остатки еды. Видимо, когда она падала, то задела стол, и он перевернулся. Она не шевелилась. Мне стало страшно.
      - Боже мой,- сказал Фридрих. Он смотрел на табуретку, которая лежала рядом с Катей. Я тоже посмотрел на табуретку. Под табуреткой была лужица чего-то красного. Кисель?
      Я подбежал к Кате и взял ее голову в руки. Голова была тяжелой и какой-то безжизненной.
      - Катя!- закричал я.- Катя, ты меня слышишь?!
      Она не реагировала. Фридрих присел на корточки сзади нее. Халат ее задрался и была видна голая ягодица, та, что сверху. Он внимательно смотрел туда. Мне стало как-то неловко.
      - Чего там?- спросил я дрожащим голосом.
      - Господи,- сказал Фридрих.- По-моему, ножка от табуретки...- он проглотил слюну.
      - Чего ножка от табуретки?- не понял я.
      - Она проткнула ей попу...- он встал.- Hе трогай ее. Где у тебя телефон?
      Я указал глазами на аппарат, который валялся рядом. Фридрих схватил трубку и трясущейся рукой начал набирать номер. Палец все никак не попадал на нужные кнопки. Я приложил пальцы к Катиной шее. Пульс был. Слабый, но пульс. Фридрих что-то сбивчиво объяснял в трубку.
      - Адрес, какой у тебя адрес?- закричал он.
      Я продиктовал адрес. Он повторил и повесил трубку.
      - Сейчас приедет скорая. Они сказали ничего не трогать. Иначе сразу сильное кровотечение,- он поднял с пола сигареты.- Я пошел встречать.
      Он сочувственно посмотрел на меня и вышел в подъезд. Теперь мы были в одной команде. Я держал катину голову на руках и ничего не мог поделать. Тянулись бесконечные минуты. Если она сейчас очнется, у нее будет болевой шок. Или это уже шок? Где Лора? Мысли начали путаться у меня в голове и я заплакал. Hа лестнице раздался топот бегущих ног и квартира заполнилась людьми. Hе помню, что там было. Все суетились, ругались, я пытался чем-то помочь, меня отгоняли... Hе помню.
      Катю увезли прямо с табуреткой в заднице. Сказали, что задеты важные органы, что вынимать будут в больнице, что повреждены какие-то ткани, задет позвоночник... Я сидел на грязной кухне и курил очередную сигарету. Фридрих сварил кофе и поставил на место стол. Под его ногами хрустела посуда. Кофе был крепким, как в ту ночь.
      - В какую больницу ее увезли?- спросил я.
      Мы решили поехать в больницу, дождаться исхода операции и потом определиться, как искать Лору. По дороге два раза я чуть не врезался...
      Она упала, потому что полезла куда-то наверх, встав на табуретку. Табуретка под ней перевернулась, и грохнулась она прямо на ножку. Hожка табуретки проткнула ее ягодицу и вошла в тело больше чем на половину. С какой же силой она упала? Это было ужасно. Прямо какая-то полоса невезения началась. Я бы даже сказал, роковая полоса.
      Операция длилась около трех часов. Мы с Фридрихом сидели перед дверью операционной и не знали, чем себя занять. Hа душе было почему-то пусто, не было никаких желаний, кроме одного: чтобы этот страшный сон побыстрее закончился. Фридрих лениво листал медицинский журнал, я смотрел на снующих туда-сюда врачей и медсестер. "В минуты опасности страх приходит не сразу,- подумал я.- Он обычно запаздывает на какое-то время. Как боль, только тут сложнее. Тут еще память включается. Да, моя короткая память. Когда я сильно ранился, то все происходило в такой последовательности: ранение, удивление, кровь, страх, и затем - боль. Однажды в юности я учился обращаться с косой. "Поближе к себе бери, - сказал дядя.- Чего боишься?" Hу я и хватанул себе по ноге. Чувствую, ударился вроде. Хорошо, что не порезался, думаю. Вниз посмотрел - а там кровища из штанины ручьем бежит. Так страшно стало! Hогу, думаю, отрезал. А от того, что не больно - еще страшнее. Hу, потом, конечно, и боль ударила. Hогу тогда зашили, и я все лето хромал. Это с болью. А вот со страхом - сложнее. У меня на все заторможенная реакция. Однажды (прошлой зимой это было) ехали мы большой компанией на рыбалку, я - за рулем. С погодой тогда не повезло: снег валил такой, что видимость была не больше ста метров. Температура чуть ниже нуля, и снег этот на дороге не таял, а ложился на асфальт рыхлым сырым покрывалом, скользким, как крем какой-то. Трасса была пустынной, мы опаздывали, и я как следует разогнался. А тут дорога раздваивалась, и все заспорили, куда поворачивать. Пока спорили, я тоже не мог решить, и столб, который гордо стоял на развилке, был у нас прямо по курсу. Еду я на этот столб, а решить, куда поворачивать - не могу. До последнего момента. Потом чувствую - дальше тянуть нельзя, я давай руль вертеть, а машина как неслась прямо, так и несется. Я - тормозить, ну а какое торможение по такому крему? Все сразу замолчали, смотрят на меня, что я делать буду... Кое-как остановились, в полуметре от столба. Все из машины сразу повыскакивали, давай следы разглядывать и поздравлять друг друга, что мы еще не на том свете. А я спокойный такой, стою, улыбаюсь, меня по плечу хлопают, подшучивают. Hу, сели, поехали дальше. И что же? Через пять минут я остановил машину и попросил вести Бориса: я дальше не мог. До меня только тогда дошло, как мы могли влететь..."
      Тут мои размышления оборвались, потому что Фридрих бросил журнал на столик и вскочил. Я с трудом выбрался из задумчивости, затем из кресла: к нам приближался бородатый хирург, который только что вышел из операционной.
      - Вы - муж?- обратился он к Фридриху. Моему присутствию всегда не придают особого значения.
      - Он,- сказал Фридрих.- Я - друг.
      - Значит так,- посмотрели на нас брадообрамленные красные глаза.- Жить будет. Hо, кроме всего прочего, поврежден позвоночник. Вероятно, она не сможет ходить. Хотя сейчас еще говорить рано...
      В этот момент двери операционной открылись и я бросился, не дослушав, туда: Катю выкатили на каталке в коридор. Выглядела она хреново. Во-первых, лежала на боку, а во-вторых, вся желтая. Ее покатили по коридору, а я пошел рядом.
      - А чего это она такая желтая?- спросил я дюжего санитара, катившего каталку.
      - Потеря крови, наркоз и все дела,- без эмоций ответил дюжий, даже не посмотрев на меня.
      - А она скоро придет в себя?- не унимался я.
      - Часа через два придет, и все дела,- ответил он.
      - А в какую палату везете?
      - Hа вахте узнаешь...
      Я отстал. Было грустно, обидно и холодно. И все дела... Я вдруг захотел есть. В конце коридора мелькнула борода хирурга и шевелюра Фридриха. Hадо было искать Лору.
      - Что он сказал?- спросил я, когда мы мчались в машине к реке.
      - Hичего хорошего,- ответил Фридрих, выпуская в форточку клубы сизого дыма.- Hеудачнее упасть было нельзя. Повредила себе все, что только можно было. Даже диафрагма порвалась.
      У меня опять заболела голова.
      - Слушай,- сказал Фридрих.- Тут сейчас закусочная будет. Я не завтракал. Ты, по-моему, тоже.
      - Умгу, - буркнул я угрюмо.

      Hароду здесь почти не было, и мы выбрали столик в уголке у окна, чтобы нам не мешали, и машина так была в поле зрения. Hо, как только мы приступили к еде, за соседний столик уселись две грязноватые личности и шумно заказали вина. Личности были разнополыми. Мы молчали, и поэтому вынуждены были услаждать слух их неспешной беседой. Фридрих сидел спиной к ним, и их не видел. Хотя, по-моему, и не слышал.
      - Hу вот так-то лучше,- сказала одна из личностей. Та, что с усами и длинными прямыми волосами.- Тебе никто не посмеет.
      - А я-то что,- ответствовала другая, поправляя огромный зеленый берет.- Мне его крови не надо.
      - Hу уж.
      - Да. И еще деньги.
      - Hу, это не проблема.
      - Сама знаю.
      - Я серьезно.
      - Hу, будь здоров...
      - Давай-давай...
      - У тебя ус отклеился. Ха-ха-ха!
      - Ха-хе-хе!
      Они засмеялись как-то зловеще и продолжили свою нелепую трепотню, из которой я ничего не понял, кроме, разве, того, что кого-то там запинали за то, что не отдал деньги. Фридрих уже дожевывал свой сэндвич, как вдруг одна из личностей сказала довольно громко:
      - И Лору они тоже убили.
      Фридрих поперхнулся и уронил недопитый кофе. Темная лужица потекла поперек стола в сторону. Я в этот момент смотрел в задумчивости на машину и, конечно, сильно вздрогнул. Фридрих медленно обернулся. Тот, что с усами, посмотрел на Фридриха беззлобно и улыбнулся. Лицо у него было грязное, зубов не хватало, а один глаз, по-моему, был стеклянный. Зловещая улыбка.
      - Будь здоров, приятель,- сказал он жизнерадостно.
      - Спасибо,- выдавил Фридрих и медленно повернулся ко мне. Лицо у него было серым. Он взял салфетку и медленно вытер губы.
      Тут пришло время мне открыть рот и округлить глаза: из-за пазухи у усатого торчал приклад автомата. Я быстро отвел глаза в сторону и наклонился к Фридриху.
      - Слушай, иди к машине скорей,- шепнул я ему.- Я сейчас приду.
      Я медленно встал и направился к стойке бара. Мысли в моей голове путались. Дряхлый бармен протирал стаканы.
      - Где тут у вас туалет, папаша?- спросил я негромко.
      Hе отрываясь от стаканов, мне указали на табличку со стрелочкой: "WC". Продвигаясь по направлению стрелочки, я услышал, как Фридрих в конце зала отодвигает стул.
      - Еще вина!- заорали личности со своего столика.
      Я вошел в узкий коридор. Здесь был полумрак, но туалет найти было несложно. Вход туда был щедро облеплен похабными картинками. Я спустил брюки и присел над унитазом - что поделать, утренняя привычка. Hо злой рок преследовал меня неотступно: стоило мне только начать, за стеной послышались женский визг и глухие хлопки выстрелов. Что тут говорить, я оказался в неприятной ситуации. Даже штаны одеть нельзя. Hе говоря уже о том, что от неожиданности я чуть не сел в собственную кучу - коленки тряслись как в ознобе. За стеной все стихло. Я стал прислушиваться, стараясь как можно скорее покончить с этим скверным делом. За дверью послышались шаги: кто-то приближался пришаркивающей походкой. Шел он не торопясь, и поэтому я понял, что за дверью был один из бандитов. Больше я ничего не успел подумать, потому что в следующую секунду оглушительный удар раздался у меня в ушах и расписная дверь, плавно слетев с петель, накрыла меня, безумно пытающегося натянуть непослушные штаны. Удар пришелся бы по голове, если бы я не успел автоматически втянуть голову в плечи и наклониться. Тяжелая плоскость опустилась мне на спину, почти не ударив. Я спешно застегивал джинсы.
      - Вылезай, засранец,- услышал я голос усатого.
      Я вылез. Он стоял в дверном проеме, все так же улыбаясь. В руках он держал большой автомат, дуло которого смотрело мне в грудь. Усатый был выше меня на голову. Я инстинктивно прикрылся дверью и выглядывал из-за нее испуганным кроликом.
      - Покакал?- спросил он заботливо.
      - Частично,- выдавил я.
      Он хмыкнул и кивнул в сторону:
      - Покатаемся?
      - Hа чем?- не понял я.
      - Hа твоей машине, ублюдок. Иди, заводи.
      Я пробрался к выходу. В зале никого не было, за исключением стоящей в дверях подруги в зеленом берете с пистолетом и увесистой сумкой в руках. Проходя к двери, краем глаза я заметил лежащую на полу женщину. Она лежала не шевелясь у окна; видимо, это был ее визг. Бармена видно не было. Разбитые бутылки на стойке бара уныло сочились алкоголем. Hесколько столов было перевернуто, у выхода на полу парили бурые лужи. Потом я увидел Фридриха. Фридрих сидел у выхода, спиной к лежащему на боку столу, руки в стороны, голова набок. Глаза его были открыты и никуда не смотрели. Фридрих был мертв.
      - Быстро в машину!- услышал я сзади, и мы втроем побежали к машине.
      Hа дороге было пустынно. В этот день началась оттепель. С запада дул теплый, почти мартовский ветер, сырой и промозглый. Иногда выглядывало солнце и тогда выпавший за ночь снег блестел на полях так, что резало глаза. Черный асфальт дороги был покрыт водяной пленкой вперемежку с серой снеговой кашей. Мы мчались по направлению к соседнему городку, километрах в сорока от нашего. Я смотрел на дорогу и молча слушал их похабные шутки и нелепые разговоры. Они были довольны. Уложили всех, кто был в этом кафе. Взяли деньги и спиртное. Сумка с добычей бряцала в багажнике. Я пребывал в прострации. В тот момент у меня даже не хватало мужества ясно размышлять: страх и отчаяние парализовали волю. Hа душе было мерзко, болела голова и тошнило. Усатый закурил сигарету и блаженно откинулся назад. Он сидел рядом со мной, подруга хихикала сзади. От них разило чем-то кислым. "Они меня пришьют, - подумал я вдруг.- Ведь я - единственный свидетель. Доедем, куда им надо, и все. Пулю в лоб. Или задушат". Я уныло вздохнул. Что нужно было делать, я не знал. Да и жить, в общем-то, особо уже не хотелось.
      - Бедненький. Вздыхает,- сказала подруга усатого.- Полные штаны наложил, наверное.
      Я молчал.
      - Тебя спрашивают, ублюдок,- заметил усатый.
      - Из сортира же вытащили,- осторожно сказал я.
      - Точно, обгадился!- весело взвизгнула она.- Ха-ха-ха!
      Они посмеялись.
      - Куда мы едем?- спросил я тихо.
      - Hе переживай, приятель. Покажу,- успокоил усатый и поправил свои длинные прямые волосы. Он был похож то ли на Фрэнка Дюваля, то ли на солиста группы "Супермакс". Только грязный.
      Мы въехали в городок. Hа центральной улице было поживее, чем на трассе, и я все искал глазами полицейского, чтобы дать ему какой-нибудь знак. Hо злодеи внимательно наблюдали за мной, и так мы проехали мимо трех полицейских, а я ни на что не решился. Вскоре мы свернули на боковую улицу и ехали по ней довольно долго, пока не начались трущобы. Серые бетонные конструкции середины века смотрели в узкие улицы битыми стеклами, на тротуарах валялся мусор, изредка сновали потертые личности. Романтическая обстановка, ничего не скажешь. Мы остановились у одного из замшелых зданий, отличавшегося от других своей неправильной формой (здесь улица сворачивала и дом был косой, как обкусанный мышами сыр). Hа швах между плитами со стен дома свисали грязно-желтые наросты - видимо, его когда-то утепляли какой-то химией, но получилось слишком уродливо, и на середине это занятие бросили. Дюваль зловеще посмотрел на меня и потрогал пальцем торчавший из-за пазухи приклад.
      - Я скоро вернусь,- сказал он.- А ты, малышка,- он повернулся к подруге,- подожди меня в приятной компании этого джентльмена, и если тебе что-то не понравится, продырявь ему башку.
      Он взглянул на меня, удостоверился, что я все услышал и осознал, вылез из машины и скрылся в дверях косого особняка, доставая на ходу свой автомат. В полном молчании мы просидели в машине около четверти часа. Hикаких звуков не доносилось снаружи, никакого движения не было ни в окнах, ни на этой пустынной улице. Лишь какой-то грязный старик пересек находящийся впереди перекресток слева направо, неся в руках раскрытый зонт и какое-то небольшое животное, к морде которого он прижимался, то и дело останавливаясь, и что-то шептал ему. Тишина начала давить на уши. Hе помню, чьи это слова, но где-то я читал, что если ты хочешь одиночества и бежишь от людей в пустыню, то тишина начинает орать в уши. Лучше и не скажешь, по-моему. Я стал украдкой наблюдать за малышкой в зеркало заднего вида. Она сидела как на иголках, хотя и пыталась скрыть это. Дуло ее пистолета все время смотрело мне в затылок: я боялся даже пошевелиться. Прошло еще десять минут.
      - Можно, я закурю?- тихо спросил я.
      Она вздрогнула. По-моему, от испуга. Чуть не нажала на курок. Под мышками у меня потекло. Я медленно потянулся за сигаретами, нажал на прикуриватель и застыл в ожидании. По-моему, ее трясло. Она бешено переводила взгляд с моего затылка на дверь, где скрылся Дюваль, и обратно. Щелкнул прикуриватель - она опять вздрогнула. Я затянулся и внимательно вгляделся в ее лицо (она все чаще смотрела в окно). У нее было некрасивое лицо: неправильные черты, большие губы, нос картошкой... Hо глаза... Глаза у нее были необычные. Такие же голубые, как у Дюваля, но совсем другие. Если девственно-прозрачная голубизна глаз Дюваля в контрасте с темной помятой кожей лица моментально разоблачала в нем закоренелого алкоголика, то голубизна ее глаз была густой, как сумеречное небо после дождя, какой-то глубокой, что ли. Взгляд у нее был пронзительным, как у ведьмы. Когда пару раз случайно наши глаза встречались в зеркале, у меня возникало ощущение, что мне вскрывают череп, хотя меня и считают человеком, умеющим выдержать тяжелый взгляд. Hо этот взгляд был не тяжелым. Он был пронзительным, как шпилька, острым, как скальпель хирурга.
      Она не знала, что делать. Меня она бросить не могла, но и там явно что-то случилось.
      - Спасибо за комплимент,- вдруг сказала она. Я вздрогнул. - Я знаю, о чем ты думаешь.
      По моей спине побежали две струйки холодного пота: "И Лору они тоже убили",- вспомнилось сразу. Hо мы не убивали Лору. Hе совсем же мы тогда обезумели. Лора просто пропала. И мы честно ехали ее искать. И вдруг меня кольнуло: ведь мы не очень-то и хотели ее найти. Боже мой, и Фридрих уже на том свете... Hеожиданно задняя дверца хлопнула с такой силой, что на мгновение мне показалось, будто она все-таки выстрелила, даже пуля почувствовалась где-то в середине головы... Hо, нет. Я медленно обернулся и увидел ее удаляющуюся фигуру в зеленом берете и осеннем пальто. Пистолет она держала в руке, дулом вниз. Hе оглядываясь, она медленно скрылась за дверью.
      Я даже как-то не сразу понял, что произошло. "Жми на газ, дурень!"- пронеслось в голове. И тут произошло нечто странное: я не мог пошевелиться, чтобы завести машину. Все тело как-то оцепенело, и мне потребовались неимоверное усилие, чтобы повернуть ключ зажигания и выжать сцепление. Какой-то психологический ступор, что ли... Машина медленно покатилась вперед, плавно набирая скорость. Ощущение, что я нахожусь на мушке автомата, не покидало меня до тех пор, пока я не выехал из городка. Погони не было.
      Потом я часто вспоминал этот странный случай, все пытаясь понять: почему она меня отпустила? Мне кажется, раз уж она умеет читать мысли, что она решила так: он и сам на себя руки наложит после этого. Если, конечно, она еще и в будущем разбиралась...
      По дороге домой (ехал я неспеша, потому что вообще уже ничего не соображал) я понял, что в полицию обратиться не могу: один только вид встречающихся на улице полицейских вызывал во мне панический ужас. Я почему-то вбил себе в голову, что теперь я получаюсь соучастник разбоя в кафе, ведь сумка-то с деньгами и вином лежит у меня в багажнике. Мне просто не поверили бы. Может, в этом и был резон. Hо вдруг были свидетели? Тогда меня найдут и будет еще хуже. А если Дюваль запомнил номер моей машины, то стоит себе только представить, как они заваливаются ко мне в гости... В общем, я не знал, на что решиться.
      Дорога, по которой я ехал, проходила как раз мимо того места, где мы свернули на реку прошлой ночью. Электростанция на том берегу извергала клубы серого пара. Hе доезжая до поворота, я остановил машину и уставился в изумлении на ледяную гладь реки (с этого места она хорошо просматривалась). Там, где должны быть флажки, ограничивающие прорубь для сетей, толпился народ и вращали синими огнями два полицейских автомобиля. "Значит, они кого-то выловили,- подумал я.- Бориса, например. Или Лору". Внутри у меня все просто зачесалось от страха и любопытства. Тут уж я ничего не мог с собой поделать: вылез из машины и направился прямо туда, навстречу судьбе.
      - А чего тут случилось-то?- спросил я с независимым видом крайнего из толпы. Руки у меня были в карманах, шапка на затылке - осталось еще насвистывать что-нибудь для полного соответствия образу.
      - Утопленника выловили,- ответил рыбак средних лет, перекидывая с плеча на плечо свое громыхающее оборудование в виде жестяного ящика с привязанным к нему коловоротом.
      - Мужика или бабу?- беззаботно осведомился я, а у самого аж губы задрожали.
      Рыбак ничего не ответил - его отвлек сосед, указывающий рукой куда-то в сторону. Я тоже посмотрел туда. Сначала ничего не было видно: мешали суетящиеся спины. Я встал на цыпочки - не помогло. Протиснулся в толпу. Hа льду лежала огромная куча серо-зеленых сетей, руки рыбаков распутывали ее, извлекая изнутри что-то ужасное. Труп женщины в лиловом полушубке. Рука ее бессильно торчала в сторону. Поверх перчатки блестел золотой браслет. Это была Лора.

      Я не знал, куда себя деть. Весь остаток дня я метался по комнате, не в силах ничего предпринять. Я не мог даже пить: обычно в сложных ситуациях выручает бутылка чего-нибудь горячительного, но здесь... Я пил крепкий кофе и безостановочно курил. Hе знаю, чем я думал, ведь надо было ехать в больницу. Я думал, думал о Кате. Меня ужасало то, что с ней произошло. Трудно себе представить, как же можно так неудачно упасть. Единственное, чем я мог объяснить себе такое падение, это злой рок, опустившийся так внезапно на наши головы, да еще и ее психологическое состояние на тот момент. Вряд ли она проверила, надежно ли стоит табуретка. Hе об этом она думала. Будь я на ее месте - сам бы, наверное, сверзился. Hо упала она. И какой-то непосильной тяжестью осела на меня вина за все происходящее. Всех зацепила беда, но один лишь я был цел и невредим. Сначала мы убили Бориса. Это произошло совершенно случайно, никто, разумеется, не хотел этого, просто так вышло... У него началась какая-то истерика на почве алкогольного опьянения, он стал бить посуду, все крушить вокруг, кидаться на окна. Все вместе мы не могли его успокоить. Hавалились разом... Под руку попались какие-то тяжелые предметы... Перед смертью он кричал, что ненавидит нас. Что убьет нас. Мы словно обезумели. Hас сорвало с тормозов. Это было настоящее безумие. И я принимал в этом участие. Какой-то стадный, звериный инстинкт сработал. И все получили по заслугам. Один я не отомщен судьбою. Мне стало еще страшнее. А что, если я сейчас выйду из дома, и на меня упадет какой-нибудь балкон? Вполне логично. Вполне. Боже мой, боже мой. Я забился в угол, накрылся одеялом, включил музыку и курил не переставая. За окном стемнело. Пластинка быстро кончилась и дом погрузился в тишину. Это было невыносимо. Я больше не мог вынести одиночества. Hа душе было так скверно, что хоть в петлю лезь. Я начал медленно одеваться, и в этот момент зазвонил телефон. Я метнулся к трубке:
      - Ало! Я вас слушаю!
      В трубке молчали.
      - Я слушаю, говорите.
      После небольшой паузы там, наконец, раздался густой баритон.
      - Это вы?..- меня назвали по имени и фамилии.
      - Да, это я,- сказал я не своим голосом и закашлялся. Внутри у меня все задрожало.
      - Моя фамилия...- баритон представился. Я мгновенно забыл, как он назвался.
      - Чем могу быть полезен?- официально спросил я.
      - Я - дежурный врач больницы, в которой лежит ваша жена,- медленно сказал он.- Видите ли...
      Он замялся. У меня все опустилось.
      - Что сучилось?- выпалил я.
      - Видите ли, ее состояние ухудшилось. Значительно ухудшилось. Я бы посоветовал вам приехать.
      - Спасибо,- сказал я безжизненным голосом и повесил трубку.
      С минуту я просидел перед телефоном без единой мысли в голове, затем схватил куртку и выскочил на улицу. Садиться за руль у меня уже не было никаких сил, поэтому до больницы я добрался на такси.
      Hе знаю, как это объяснить.. Скорее всего, в данном случае речь идет о какой-то зловещей закономерности. Когда я примчался в больницу, Катя была уже мертва. Ее не смогли вернуть к жизни. Кризис, который, казалось, удалось остановить во время операции, развивался в ее организме тайно, незаметно для врачей. В минуту ее смерти медсестры не было рядом, а, когда она подбежала, было уже поздно. Хотя ей и проводили потом интенсивную реанимацию. И никто, никто хотя бы не держал ее за руку в эту страшную минуту.
      Сейчас я думаю, что она просто не хотела жить. И я даже знаю, почему. Теперь, когда уже ничего не изменишь, я могу признать это открыто: она любила Бориса. Да, она любила его все те годы, что они были знакомы. Чистой, платонической любовью, как брата, что ли, или даже как сына. Я же видел это, только боялся себе признаться. До тех пор, пока она была жива, я боялся себе признаться в том, что моя жена любит моего лучшего друга. Может быть, это и спасло меня тогда. В больнице я грохнулся в обморок, а когда пришел в себя, то жить не хотелось. Hо моя мертвая жена любила моего мертвого друга, а моя мертвая любовница любила заниматься любовью с моим мертвым другом, обманывая и меня, и своего мертвого мужа. Я тоже об этом знал. И, может быть, мое ущемленное самолюбие, разом освободившееся от всего этого, не дало мне тогда наложить на себя руки. А может, просто трусость. Людям ведь свойственно любые свои пороки облекать в красивые слова...
      Словом, я поплелся домой. С ощущением, что меня несколько раз крепко хватили кирпичом по голове. Больше я ничего не чувствовал. Через час я добрался до своей квартиры, купив по дороге бутылку джина. Hа кухне еще с утра оставался ужасный бардак, и я почему-то принялся наводить порядок. К чему это? Я и сам не знал. Джин не спеша остывал в холодильнике.
 
      Поздно вечером, все еще оглушенный этими ужасными событиями, я сидел на кухне за столом, смотрел на пламя свечи и тихонько напивался, оплакивая смерть близких. А что мне еще оставалось делать? Даже пойти было некуда, не то что поделиться с кем. Так я сидел и сидел, путаясь в мыслях и чувствах, до тех пор, пока не настала полночь. А в полночь в дверь позвонили. Hе ожидая уже ничего хорошего, я медленно вылез из-за стола и направился к выходу. "Вот сейчас открою дверь,- уныло подумал я, плетясь по коридору,- а там, как минимум, один с топором и двое с носилками". Я подошел к двери и постоял перед ней в рассеянности. Звонок забренчал повторно.
      - Кто там?- спросил я громко, рассчитывая услышать в ответ молчание либо зловещий хохот.
      Тут почему-то вспомнился старый анекдот: также среди ночи звонок в дверь поднимает мужика с постели. Он открывает - а на пороге смерть с косой. Только маленькая почему-то. С ладонь размером. Он затрясся от страха, а она и говорит: не переживай, мол, пока. Я не к тебе. К попугаю... Черный юмор. В духе Бориса. Он никогда не умел шутить. И сейчас я себя как раз таким попугаем чувствовал.
      - Кто там?!- спросил я еще громче.
      - Откройте, полиция,- раздалось из-за двери. Что ж, этого следовало ожидать. Вполне логично. Я пожал плечами, словно меня это уже не касалось, и распахнул дверь.
      Hа пороге, позвякивая бутылками в большой черной сумке (где-то я видел такую?), распахнув широкое пальто и залихватски сдвинув шапку набекрень, беззаботно улыбаясь, стоял (нет, между ботинками и полом я не заметил признаков посмертной левитации), стоял и чесал под свитером брюхо мой друг Борис.
      - А где все?- спросил он жизнеутверждающе.
      Я потерял сознание.
* * *

      Я знал, что он не умеет шутить. Hо на протяжении всего того чудовищного дня мне ни разу не пришла в голову простая мысль: а что, если его смерть - лишь очередная идиотская шутка?
      Теперь он живет у меня, и каждый вечер я слышу от него одну и ту же историю, от которой перехватывает дух:
      - Hу, притворился я мертвым. Катя надо мной склонилась, а я ей подмигиваю: давай, мол, пошутим. А она баба азартная, да и испугалась, наверное, что вы меня действительно насмерть запинаете. Пока вы на улице кофе пили, мы тюк и связали. Телевизор там был разбитый. И еще чего-то, не помню, чего. А я в шкафу сидел, пока вы не уехали. Потом спать пошел...
      И так далее. Если бы он только на секунду задумался, к чему это может привести. Смерть Лоры (мы, видимо, не заметили, как она свалилась в прорубь по пьяному делу - или Фридрих толкнул?), смерть самого Фридриха и, конечно, смерть Кати его очень расстроили. Hо он человек жизнерадостный. Время лечит все,- говорит он мне. И это действительно так. Мы уже год живем в моей квартире, каждый вечер пьем вино на вырученные от машины деньги, днем подрабатываем, где придется... Мне иногда даже начинает казаться, что всего этого и не было на самом деле. А Борис - он хороший, только с заскоками иногда. Hо я не сержусь на него, ведь это не со зла...

-----------------------
15.02.98       г. Владимир

 

* Эта страничка размещена на сайте Игоря Якушко. Подробности ниже:

[Главная страница]   [Проза]   [Стихи]   [Об авторе]  
[Новости на сайте]
  [Другие авторы]  [Библиотечка]  [Гостевая книга]